Рассказ “Список” был прислан Львом Королёвым для участия в конкурсе “Время Перелома: 2 (2024)“.  

  Очередная попытка отстучать пальцами ритм по колену провалилась, а заговорить с полковником я никак не осмелюсь. Иной раз вдохну глубоко. Думаю, мол, сейчас вот как скажу! А на деле хватает лишь на робкий, скорый взгляд в его сторону. После чего сразу же упираюсь обратно в пол. К черту, ситуация ненормальная, это же бред, бред сумасшедшего! Может глаза закрыть? Впрочем, даже попытавшись раз эдак пять подряд, всё остаётся по-прежнему.

    Мы сидим в каком-то подземном бункере, судя по всему времён Второй Мировой. Из колонок доноситься то ли китайская, то ли, мне почему-то так кажется, тайская музыка. Народная, с таким ещё будто гнусавым пением женским. Не знаю откуда взял про Тайланд, сам там никого не был, но пить дать — побывал бы — подобное бы и услышал.

    Вокруг пахнет… даже не так. Вокруг царит, — натурально царит! — тошнотворная смесь сигаретного дыма, сталых от пота носков, кофе, китайской лапши с курицей карри, и формалина. Про лапшу знаю от того, что тут повсюду разбросаны упаковки с иероглифами и многоговорящими картинками. Вон пара на столе, заваленном различным хламом, а вот еще несколько на бледно—зеленом, блестящем полу. Одна ещё, кажется, под лавочкой на которой я сижу. Прямо возле неё, кстати, стоит пластмассовый стаканчик с кофе — нам его предложили. Полковник свой чуть ли не залпом выпил, но мне мой как-то в горло совсем не лез. Ну а формалин, его я сразу узнал — какой же солдат этот запах не знает? Да уж, угораздило.

    И снова мельком глянул на Полковника. Стоит ко мне спиной, курит и рассматривает плакат с улыбающимся азиатом, который висит в отдельной рамке на стене напротив тяжёлой бункерной двери — единственной такой здесь. Вот урод, а? Да его бы за, — я окинул взглядом всё помещение, — его бы за такое расстрелять мало. Хотя так-то и я на трибунал с пожизненным уже заработал, просто самим фактом присутствия тут. А если полковник не один такой, который подобным промышляет? Точно убьют! Ладно, нужно успокоиться. Вдох-выдох, всё-таки нужно хоть что-то сказать, мужик я или нет в конце-концов?!

    — Товарищ Полковник! — он даже головы не повернул — товарищ полковник, разрешите обратится! — окончание затерялось в этой проклятой неуверенности и последнее слово звучало скорее как невнятное блеяние. Про то, как звучал мой следующий вопрос даже думать не хочу. “Это точно ну…необходимо, я хочу сказать…”, ну кто так разговаривает-то?! Болван!

    — Чего ты там вякнул? — Вот и весь ответ. Слова прямо растягивал, а голос какой! Что бы он так на плаце разговаривал. Властно, страшно, и даже головы не повернул.

    — Я хочу это…сказать. Сказать хочу что это же трибунал, это же за такое вообще и убить могу, кто вообще этот…

    — Лейтенант! — Холодно и властно прикрикнул полковник вычленяя каждый слог — трибунал будет лично у тебя если не заткнешься. И за мародерство, и за Пригород, и за Поселок, и за, — он обернулся и, разводя руками, как бы очертил эту комнату, — и за это.

    Тут же вскинув палец, он добавил: “Отдельным пунктом”. Правда потрясло меня другое — слова про Пригород. Наш взвод находился в нескольких километрах от него и в лучшем случае видел только ослепительные громогласные вспышки, разрывавшие небо над Пригородом в начале осады. Ну и было общались как-то с 300ми, которые оттуда ехали. Помню как один парень на вопрос “Ну, братцы, как оно там, спокойно?” не без промедления ответил, посмотрев куда-то вдаль: “Водочки бы”. Причиной такого многозначительного ответа были партизаны, так удобно расположившиеся в бесконечном сосновом бору. Хотя вернее было бы сказать что даже не столько они, сколько то, как с ними боролись. Конечно, ребята и до того шептали разное, но в дальнейшем мы, как и весь мир, узнали о том, что действительно — наши там решили не мелочиться и провели полноценные контр—диверсионные меры. Читай: сочли вполне органичным дополнением к практике массовых проверок документов практику массовых же расстрелов. Правда, вот незадача! Партизаны, чтоб их, особо-то в руки и не давались, а количество их явно не уменьшалось, да и кто б считал. Так что с проблемой было решено бороться на корню и вместе с редкими партизанами полноценными в расход пускались также партизаны потенциальные — местные, иными словами. И правильно, никогда не знаешь же.

    Вот только такой неконвенциональный подход, удивительно, оказался не особо-то оценен мировым сообществом. Так что очень скоро особо ретивых контр-диверсионщиков отправили куда подальше на другие фронта, по делу начали следствие для виду, а вот возможностью стать участником этого дела начали натурально пугать. Чёрт, и есть же разница, по коленкам чувствую. Есть разница когда тебе пьяный в щи, с заплывшими глазами интендант Варшавин угрожает тем, что за Пригород отвечать будешь, и когда то же делает сам Полковник. Ещё и в таком месте. Так что мой следующий вопрос, чуть ли не жалостливым, заикающимся криком, вырвался сам—собою:

— Как за Пригород, куда за Пригород?! Я же, я же вообще в другом…

— А вот особенно за Пригород, милый мой! — С высоко поднятыми бровями и внезапно изменившейся, такой притворно-отеческой, язвительно-заботливой интонацией отвечал Полковник. — Особенно за него, голубчик. — Он снова повернулся ко мне спиной и, взглянув через плечо, добавил, — Вот и всё, не хочешь — так рот на замок и деньги в карман.

    — Так т…

    — На замок, кому говорю! — уже прежним голосом прикрикнул Полковник.

    Так мы просидели ещё пару минут. Я — упершись глазами в начинавшую уже тошнить зелену плиточного пола. Полковник — неспешно докуривая сигарету, и всё так же продолжая рассматривать постер. Вот чёрт старый, умеет жути нагнать. Кто бы знал, что сигаретная затяжка может быть громче музыки?

    Докурив он перемялся с ноги на ногу, и обернулся. На лице играла уверенная, довольная ухмылка. по-хозяйски окинув помещение взглядом, он остановил свой взор на поношенном, некогда глянцевом чешском шкафу, который одиноко ютился в углу комнаты, затем коротко глянул на меня и как будто кивнул самому себе, поведя челюстью. Не знаю почему, но мой слух стал вылавливать каждый его шаг, отдававшийся характерным скрипом наполированной обуви. Последняя тем временем вальяжно подобралась к старому, с облупившейся плиткой, бетонному столу для вскрытий, прямо в центре комнаты. Судя по всему, он использовался тут для всего — от обедов с пасьянсами и шахматами, до, собственно, своего назначения. Сейчас, правда, стол был практически скрыт под горой различных фантиков, пластиковых тарелок, газет, конфет, стаканчиков, и Бог ещё весть чего. Оперевшись на него, Полковник одним движением освободил из плена мусора пепельницу и привычными движением потушил окурок. После чего в три шага очутился у одинокого шкафчика и кряхтя достал из глубин нижней полки бутылку мутноватой, рубиново—красной жидкостью. Сразу видно, часто тут бывает — знает где что.  

— Да успокойся ты уже, ну. — Неожиданно сказал он с этой своей деланно—дружелюбной интонацией. — Меня слушай. Я же уже это, как говорится, умелый стахановец. Я тут норму и выполнял, и перевыполнял. — На этих словах Полковник принялся разливать мутную жидкость по двум пластиковым стаканчикам, и кивком головы пригласил подойти к ним. Хотя, не думаю что слово “пригласил” применимо в данной ситуации. — На гражданке никто и ухом не повёл. В конце—концов, у нас же это взаимовыгодно, а? — На последнем слове его рука, сжимающая стаканчик, взметнулась вверх в, по сути, неуместно-торжественном жесте. — Взаимовыгодно же? — Я, потупив взгляд, кивнул. Мы оба выпили. Он — звучно, в один присест, по-гусарски. И я — сначала сделав небольшой глоток и скривившись от крепости похожего на вино напитка.

— Вот то-то же. Да и вообще, везде сплошные плюсы, глянь. — Это было сказано уже слега повеселевшим голосом. Полковник, нога на ногу, умостился на краю стола, расстегнул верхние пуговицы рубашки, немного расслабив узел галстука, и закурил. Внезапно, прищурившись он облизнул губы и, ткнув пальцем в мою сторону, сказал — Вот знаю о чём думаешь, спорим. “Меня за это трибунал ждёт! Это неправильно. Это преступление”, и всё в таком духе, угадал? Да не отвечай, по глазам вижу. А теперь напомни-ка мне, вы с Семенухиным за Посёлком чего учудили?  

— Я…

— Ты-ты. С семью с ребёнком в расход пустил, и это в начале осады, на казённых-то пулях! А телек потом кто додумался у них вынести? — Я открыл было рот. Сам не знаю зачем, сказать мне было нечего по сути. Возможно пытался втянуть воздух, но Полковник тут же жестом показал, мол, не закончил он ещё. — Нет, я не осуждаю, ты не подумай! Телевизор неплохой, украшение гостинной. А приставка — ну кто же откажеться дитятко своё порадовать-то, а? Но ты вот что пойми, дружочек. — Он сделал громкую, долгую затяжку и звучно выдохнул, прищурив глаза. — Мы же гражданских не убиваем, сам знаешь. Тем более средь бела дня, тем более под чёртовой камерой. — Тут Полковник повысил голос и, кашляя, позволил себе небольшой смешок. Правда тут же сделал напускно—нравоучительное лицо и продолжил. — Это аморально, это против правил ведения войны, затратно, некрасиво, в общем стандарт. Так ещё и эти из Наблюдателей рано или поздно вопросы бы задавать начали, Комитеты разные подтягивать. А они — ух, дело страшное! Там с ними не набегаешься…Короче, трибунал был бы у тебя первоклассный. Суд, журналисты. Ну и, понятное дело, так как таких болванов ещё поискать, я могу гарантировать, что у тебя в папочке оказалась бы ещё пара—тройка похожих случаев. Может грабёж бы ещё доложили, воровство в части. В общем грязное белье. Ну а как ты хотел? Нам тоже козлы отпущения нужны. Всем нужны, и нам нужны. Что мы, хуже что ли? — Тут он взял небольшую паузу и налил в стаканчики ещё немного “вина”. — Это я, значит, к чему. Ты пойми уже, дружочек, что всё вышесказанное было бы именно так, если бы Аксёнову ноги не оторвало. И если бы ты, засранец, не додумался подслушать о чем я с, — он головой кивнул в сторону бункерной двери, — по телефону говорю. И если бы Я, — он сделал особенный акцент на последнее слово, подкрепив его тут же опустошенным до дна стаканчиком — это самое важное, если бы Я не пошёл тебе на встречу… Ты вот не забывай об этом, а? И не нервничай, от нервов глупости творят. А тебе вообще повезло считай. Ну чего уж, все мы молоды были, все немного оступались…а у тебя, говоришь, ещё и жена с пузом, да?

    Неприятный, липкий холодок бегал то вверх, то вниз по спине. Камера, суд, трибунал…Плачущая жена и фотографии меня на Первом Канале, с подписью “убийца”. Хотелось свернуться калачиком, укрыть голову руками и спрятаться. А Маша, ей же только шесть. Что она о папе-то подумает! А как её в школе будут унижать, плевать в неё. Я почувствовал, как у меня сжался кулак, как напряглись пересохшие губы. Нет, решительно нет. А значит, надо бы Полковнику отвечать и дальше, вариантов всё равно нет. Тем более он, уставившись на меня, переспросил “Так с пузом или нет?”

 — Верно, второй уже. — Теперь пришла уже моя очередь осушить стаканчик с “вином” до дна. Полковник кивнул и начал расхаживать по помещению, с важным видом разговаривая и то и дело взмахивая руками. Кажется, начать хмелеть.

 — Ну так тем более! Куда тебе на трибунал, а? Так что да, дружочек, если бы не пошел на встречу, сидел бы ты сейчас без возможности выйти и Машка бы твоя уже по абортариям бегала. Ну или по туркам — папку бы малому искала.

 — Марина и она… — Он тут же перебил.

 — Марина. А так смотри: и ты цел, и на повышение идёшь. Ещё и при деньгах будешь, причём при каких! У нас ребята в твои годы зад под дядечек из, — он показательно вскинул палец, указав куда-то вверх, — ведомств подставляли ради тысчёнки там какой, а ты тут вот, устроился. Как говорится: и тыл в тепле, и попа цела. Я тебе говорю, это все как закончится, уже миллионером будешь. Ещё и со звёздами. А там…там разберёмся, если проявишь себя хорошо! Так что, — полковник, будто вспомнив о своём звании, распрямил плечи и встал, словно по команде “Равняйсь!”, — никаких соплей, понял? А не то сгниешь у меня в камере.

 “Так точно!” вырвалось практически само собою. Полковник же, довольно кивнув, налил себе ещё немного алкоголя. Настенная плитка, в местах где он проходил, начинала потеть. Но, несмотря на кондицию, пару минут мы просидели в тишине. Это если не считать радио и моих собственных мыслей, которые, казалось, сейчас слышны далеко за пределами бункера. Но вдруг он, прокашлявшись, спросил:

 — А как назовёте?

 — А?

 — Б! Малого как назвать хотите? Мальчик вообще или девочка?

 — Мальчик. Артемом хотим.

 — Артем! — Полковник словно оживился. —  Имя-то ого-го, моего тоже Артемом звать. А вот что мальчик…знаешь, я вот иной раз думаю жаль сейчас нет этих, как его? Не бояр, а…  

Тут бункерная дверь резко и неприятно заскрипела, а потом, с диким визгом, открылась. Комнату сразу заполонил запах железа, — его я тут же узнал, это кровь, — а затем появился и сладковатый запах гнили. “У тебя там сдохло чего?”, спросил полковник даже не посмотрев в сторону двери. “Секундочку!” — с громким эхом из комнаты донёсся высокий и притом хрипловатый голос, а через пару мгновений появился и его обладатель — смуглый, невысокий и коренастый мужчина азиатской внешности с сигаретой во рту и окровавленом медицинском фартуке с длиннющими резиновыми перчатками. Отряхнув с перчаток кровь, он начал стягивать их, параллельно кивнув в мою сторону взгляд. Тут же глаза, выглядывающие из—под медицинской маски, прищурились, и их обладатель спросил:

 — Новенький?

 — А ты не на шутку догадлив, разведчик? — посмеялся полковник.

 — Ага, смерч.

 — СМЕРШ. — поправил полковник.

 — Ну или так. А Арсений что?

 — Капитану Аксенову ноги оторвало.

Китаец — так полковник сказал называть этого человека — уже снял перчатки и, услыхав про Арсения, не на шутку воодушевился:

 — Ну так и где он, а?

 — Застрелился. Видно понял куда ему дорога с таким ранением. — ответил полковник, усаживаясь за стол.

 — Вот гад, ты видал?! У него же третья была? — Китаец говорил с неподдельным разочарованием.

 — И не говори, да, тройка.

 — У нас сейчас дефицит третьей группы как раз. Хоть бы о людях подумал. Ладно.

Закрыв, наконец-то, дверь и сняв фартук, который он просто оставил валяться на полу, Китаец сел за стол к полковнику, жестом пригласил меня и добавил:

 — Кофе свой не будешь? Тогда я выпью, с собой возьми. Тебя как звать?

 — Игорь.

 — Ага. Списки у тебя, Игорь?

 — Да, — немного замешкавшись я принялся рыться во всех карманах, а потом, вспомнив где они, достал списки из сапога. Китаец с видимым отвращением взглянул на них и поморщился.

 — Ну что за люди. Ладно, давай уже сюда. — Он принялся быстро бегать глазами по каждой строчке. Имя, группа крови, ранение, дата ранения. Четыре листа с ранеными за последние три дня. Будто услыхав мои мысли, Китаец тут же задал вопрос. — Три дня? Абсцесса нет ещё, как у последних? Некроз? Говорил же — я только со свежаком работаю. — На это тут же отозвался Полковник, уже новым, более деловым голосом в котором словно не осталось и следа от “вина”.

 — Все в порядке, лично обход делал, даже душка нет. В конце концов, этих и на кровь можно.

 — На кровь у нас сейчас только тройки нужны, причём очень, а эти — задумчиво произнёс Китаец продолжая листать список, — эти почти все первая и вторая группы.

    По-большей части я сидел молча и смотрел в пол, иногда поднимая глаза и принимаясь изучать хозяина бункера. Забавно, но в голове крутилась лишь одна неуместная мысль. “А почему его кличут китайцем?” В плане…он точно азиат, но на китайца не похож. Скорее уже на монгола или казаха. Может спросить? Хотя нет, чур. Некрасиво, ещё и потенциально опасно. Да и перед Полковником могу в лужу сесть. Тем более все эти плакаты, музыка, иероглифы на еде. Может действительно китаец? Хотя где тогда акцент? У него речь чище чем у половины ребят из моего полка.

    Из этих дум меня вырвал звучный хлопок ладонью по плитке стола.

— Ладно, пойдёт, полковник, пойдёт. — Громко произнёс Китаец. — Не то чтобы предел мечтаний, но в этой профессии носом не воротят, а потому…— Он быстро достал из кармана калькулятор — Потому в этот раз будет по старому курсу идти.

— Это по три тысячи каждый? — поморщив нос спросил полковник.

— Именно. А следующую партию ждём, —  на этот раз уже из другого кармана вынырнул новенький телефон, — к десятому, через пятнадцать дней.

— Как обычно, ладно. Но следующую по пять.

— Только если будут здоровые печени. В прошлый раз прислал мне какой-то батальон “Цирроз”, ей Богу, такие только собакам давать, и то жалко зверя. — Полковник немного усмехнулся и закивал — А ещё нужен десяток другой почек. Только нормальных! И, конечно же, третья группа. Это самое важное, слышишь? Спрос просто невероятный.

    Полковник какое-то время просто смотрел в потолок, а потом, откинувшись на спинку стула, закурил очередную сигарету, повернулся ко мне и спросил “Игорь, а у вас ребята сильно пьющие?”

    Я не сразу понял к чему это он. Точнее, не сразу захотел понять. Но долго бегать от уже имевшего места быть осознания не мог. И от этого вопроса скрутило всё внутри, а ответ стал комом где-то глубоко в глотке. Мои ребята…Толя, Володя, Саша, Рустам и остальные: их лица моментально встали перед глазами. Сразу же вспомнились наши шутки в казарме, партии в дурака; вспомнилось как мы с ребятами, — с Арамом и Витей, — по девочкам Дома бегали. Как мы с Володей спирт у местных отжимали на прошлой неделе. А та заварушка у Озёр, Бога ради, до сих пор к курку прикасаться больно — так много стреляли! И как потом практически километр меня на горбу тащили. Сгинул бы, точно говорю, если бы не ребята мои.

    Понимаю же зачем спросил, гад. И по глазам вижу что всё уже он для себя решил. Сейчас от моего ответа зависят жизни моих боевых товарищей, только от него. Может соврать, может попытаться соскочить с темы? Да, есть же ещё мотопехота вот, совсем недалеко, может на них? Чёрт, а меня так в расход не пустят? Думай, думай, думай!

    Но вдруг что-то щелкнуло возле головы, чуть правее, со стороны Китайца. Стоило мне повернуть голову и я тут же упёрся носом в источник отвлекшего меня звука — дуло пистолета.

 — Игорь, ну вот знаю я, знаю о чем ты думаешь. Воинское же братство, дружба, все дела. Но и у нас тут дела серьезные делаются. — Китаец немного причмокнув, посмотрел на Полковника. Боковым зрением я увидел как он вскинул руки, согнув их в локтях и откинулся на спинке кресла. Мол, “Я ни при чём, сам разбирайся”. — К тому же, послушай, мы тут жизни спасаем. Благородно, а? — “Благо-родно”, тут же вставил Полковник. Китаец недовольно поджал губы. — Благородно. В общем, другом будь, а? Тем более ты же тоже с этого имеешь, ну? Так что давай, отвечай. Пьют? Или я тебе самое дорогое отстрелю. —  Неуместно тихо и успокаивающе сказал он, направляю пистолет вниз.

 — Ну ты-то полегче с новеньким. — Полковник сказал это насколько равнодушным голосом, что даже мне стало неловко.

 — Мой дом — мои правила. Но это утомительно, а я не люблю утомляться. Так что, Игорь, последний раз — пьют сильно? И какие группы крови? Только правду, дружочек, говори только правду. У меня же как в кино, знаешь, аллергия на ложь. — И сколько бы я ни хотел дать ему ответ, в моем рту будто море разлилось. Чёрт.

 — Я…Там ребята… — Слова, словно бы были чугунными, повисали на языке. Но, в то же время, я, кажется, начинал понимать что решил для себя. Китаец и Полковник прямо оживились, каждый по своему. Китаец поднял брови и закивал. А Полковник завёл свою шарманку.  

 `— Думай об Артеме, о Марине. — Вклинился он, по голосу уже немного раздраженный. —  О вилле вот где-нибудь в Испании, на побережье. С солнышком на песочке, испаночками вокруг. И о звёздах на погонах не забывай. Ну, чего тебе дороже? Или это мелочи ради которых можно сейчас пулю схлопотать, а? Ещё и семью подставить.

И ведь прав же, прав, урод. Марина, Артём, семья…   

 — Не сильно пьют. — Выдавил из себя я. После чего с удивлением обнаружил, что море ушло, как и чугун. Стало легче. Сделал первый шаг — сделаешь и второй, видимо. А посему всё дальнейшее я протараторил в секунду. — Только Киркалидзе и Семенухин прям по-чёрному вливают. А, ну ещё человек пять которые из—под Поселка. А группы не знаю.

 — Отлично, они, значит, завтра на разведке. — Полковник деланно помигнул Китайцу, от чего последний, безуспешно пытающийся спрятать пистолет обратно в кобуру, закатил глаза. — В тыл пойдут кур у местных щипать. Ты, Игорь, при штабе, со мной в карты то есть. А остальные, дай подумать… — после секундного промедления он спросил, — какие у нас сейчас точки самые горячие, напомни. Завод, Парк?

В этот момент я и Китаец посмотрели друг на друга и практически синхронно повернули головы, уставившись на Полковника. Его это, правда, вообще ни сколечки не смутило.

 — Предместья. Парк же взяли месяца два назад.

 — Предместья. Погоди! Как Предместья? Откуда им тут взяться? — Я давно подозревал, что Полковник не сильно вникает в текущую ситуацию, но это уже слишком. Даже Китаец усмехнулся и протянул что-то вроде “А ты себе верен!”.

 — Ну вот там, где Теребченко положили с парнями. — Полковник тут же многозначительно закивал. Китаец тоже, что натолкнуло на дурные мысли. Впрочем, их удалось отогнать. Полковник же в ответ задал новый вопрос.

 — А этот, Хутор?

 — Там гастролеры. Ну заграничные то есть.

 — А, простите, туда не лезем. Хорошо, может в Старый Завод их направить?

 — Их там покрошат в натуральную капусту, я так думаю — вмешался в наши рассуждения Китаец. — Даже здесь слышал что там полная безнадега.

 — И то верно. А ну, Игорёк, наёмники наши любимые где сейчас стоят?

 — На Химзаводе вроде. — Кажется я понял к чему это он.

 — Смотри, молодец какой! — прямо-таки вскрикнул он, глядя на китайца и тыкая в меня пальцем, — всё он знает! Химзавод! Так отлично, так замечательно! Там к горячим точкам близко, значит и следов никаких. В общем, капитан — на звании он сделал особенный акцент, — Валентинов, завтра свяжитесь с этим уродом, забываю постоянно, который у них там главный. Скажите что с нас — две тысячи лично ему и по тысяче каждому на месте, а с них — побольше трехсотых, мы скажем куда и когда стрелять. Ясно?

Я не знаю что ошеломило меня сильнее: то что я теперь капитан Валентинов, или то с какой легкостью он сознательно на убой отправил практически целый взвод. Без восьми человек выходит двадцать человек. По пять тысяч…это ровно сто тысяч долларов. Вот сколько ребята стоят. И что-то сзади, в глубине, как будто кричит: “Да скажи хоть что-то!” И правда, нужно что-нибудь сказать.

 — Товарищ Полковник, разреш… а как же я капитан, даже старшего лейтенанта не получил же ещё! — вырвалось из меня, дурака. Почему именно это? Сам не знаю, но в то же время мысли все продолжали витать вокруг ста тысяч и каждого из лиц моих друзей. У каждого на глазах уже лежало по монетке, а на фоне — шум беспечных волн.

Полковник же, уставившись на меня удивленным взглядом, внезапно рассмеялся и прокричал:

 — Ну так конечно не получил, ты ж капитана сразу взял, во чудила! — и продолжил смеяться, а потом также резко прервался и, постукивая пальцем по столу, абсолютно серьезно сказал:

 — Так, но завтра список составь, значит, с утра пораньше. И сразу наёмников вызванивай.